Появление "нового русского большого" прозаика Пелевина на пустой литературной арене середины 90-х довольно скоро было встречено бурным восторгом и потерявших повод для лясоточения, "вхолостую" диссидентствующих культурологов, и уже окрепшего (вскоре воспетого Пелевиным) кислотного поколения "Пе". В Литературном институте им. А.М. Горького в ту пору скоропостижно открывались семинары по обсуждению Пелевина: профессиональные литераторы пытались понять, насколько близко к сердцу великой русской литературы стоит принимать это маргинальное явление. Вскоре натужным университетским умам открылось, что в отношении литературного слога и духовной проблематики Пелевин есть не что иное, как продолжение "большого стиля" русских прозаиков XIX и XX веков, кафедральные семинаристы с удовольствием глотали наскоро состряпанные "телеги" Пелевина одну за другой и требовали добавки.

Литературный крестный отец Пелевина, поэт и журналист Вячеслав Курицын жал (а точнее - "кликал") в предисловии к первой вагриусовской публикации "Жизни насекомых" именно на те клавиши поколения "Пе", которые совсем недавно были вмонтированы в их клавиатуру (интерфейс). Сравнение подробного рассмотрения Пелевиным полета комара с гипертекстуальным "вкликиванием" вроде бы ничего не несло с собой нового: писателей-микроскопщиков и до Пелевина хватало, и он никого не превзошел в этом отношении. Марсель Пруст или Набоков, например, в принципе останутся недосягаемыми для него и ему подобных. Но сама "компьютерная метафора", сама лексика Курицына, заискивающего перед офисным, "софтовым" персоналом младороссиян, конечно, сыграла свою роль. Появились добровольные переносчики текстов Пелевина в Сеть - это означало, что попадание в "своего" читателя состоялось, и теперь ареал, охваченный пелевинским угаром, будет разрастаться. Однако, интересно, каким же видел сам Пелевин своего читателя? "Прожженный кислотой" (как выразился А. Тарасов) мозг Пелевина переполняли образы, навязанные российским ТВ 90-х годов, на 90% составленным либо голливудским мозгодробиловом, либо политчернухой a la Радзинский. МУТАЦИЯ как тотальная доминанта восприятия "россиянами" своей внутренней, моральной и государственно-экранной действительности детерминировала, безусловно, творчество не только Пелевина - и мы долго еще будем пожинать плоды ужастиков и детективных телесериалов "по-русски", в которых похожие на "матричных" рассейские милицейские миллениума привычно обнаружат в подвале индустриальных развалин мутанта, бывшего прежде сторожем советского химзавода. Но это все - последствия 90-х, торжество и растворение Реставрации в послушном социуме. Нас же сейчас интересует та историческая (и социально-психологическая) точка ПОВОРОТА, после которой фантастический реализм Пелевина вдруг стал для нас повседневностью: когда театральные постановки "Чапаева и пустоты" (где играют некоторые актеры, в советских фильмах исполнявшие роли красноармейцев) уже не воспринимались сенсационно, а двуглавый орел припарковался близ кремлевских звезд, в гимне Советского Союза возникли контрреволюционные слова и колокольный звон как раз там, где звучат слова "Партия Ленина" и т.д. и т.п. Все это - Реставрация, корни которой можно наблюдать в недалеком прошлом (в творчестве Пелевина, в частности), а побеги - повсюду в настоящем.

Но почему мы считаем Пелевина подходящей иллюстрацией Реставрации: ведь единственное обнаруживаемое в его произведениях идеологическое (религиозное) предпочтение - это светский, мягко выражаясь, буддизм, а православием и всей квасной дореволюционщиной там, увы, не пахнет? Пелевиным отрицается материалистическая идиологема единства пространства и времени, кислота размывает границы времени и идей - вот что наиболее важно для всех восхвалителей-критиков и театральных воплотителей кроссхронологических trip'ов Пелевина. В текстах Пелевина более всего важно ОТРИЦАНИЕ и РАЗРУШЕНИЕ единого ментального поля, прежде объединявшего многонациональное население СНГ в единство высшего общественного порядка - советский народ. Важно разрушить, выкорчевать ментальный базис общества - а сорняки, прежде росшие на его месте (православие, коммерческое предпринимательство, великорусское верноподданство, буржуазный национализм), уже сами пробьются на свет божий. На уровне экономики, то есть, по Марксу, на первичном уровне, эту вырубку произвел тандем Горбачев-Ельцин, на уровне надстройки почин стихотворного стеба Пригова продолжил прозой Пелевин.

Помимо понятия "телеги" Пелевиным формируется и вводится в обращение понятие "погоняла", что, конечно, позаимствовано им оттуда же, из богемных кругов 80-х. Но статус погоняла в его текстах получает советская идеология - а тут уж будьте любезны: ломкой или новой дозой после такого trip'а уже не отделаться. Легкость, с которой идеология строителей коммунизма Пелевиным низводится до уровня бредовой идеи, "вставившей" надолго (почти на век) целый народ "фишки", продиктована и предпослана политической ситуацией уже начавшейся Реставрации капитализма. Встреча братков и красноармейцев случалась на телеэкране не раз (в Маски-шоу, например), но вот в тексте, в литературе такой трюк впервые проделал Пелевин. Психологический подтекст такого трюка ясен: самый тревожащий, самый противоположный контрреволюции и расцвету организованной преступности сюжет-антипод (сюжет революции, которая нещадно боролась с преступниками) тревожит нуворишей, не дает покоя приватизаторам. Перекроить образы революционеров по-наркомански, задать грядущим поколениям такой trip, из которого они долго не выберутся и будут высмеивать хохоточком анашистов героическую истину советского времени, - вот социальный заказ, выполненный Пелевиным на "отлично".

Пелевин литературно обслуживает тот "новый" базис, к которому провалилась со своей недостроенной социалистической высоты Советская эпоха - капитализм. Естественно, что вся ментальная начинка позднего, застойного периода существования СССР располагала интеллектуалов к критическому взгляду на "совковую" действительность и далее к художественному стёбу над ней. Весь хлеб, вся кормушка текущего литературного дайджеста выпечен еще в 80-х. Переосмысленчество и "освобождение от догм" уже навязли на гнилых зубах культуртрегеров, и Пелевин в связи с этим быстро вышел из моды. Напоследок опошленный им образ Че теперь усиленно мусолится перерожденцами - и они сами удивляются тому, что не могут обнаружить в нем того изюмчика, который обнаруживали прежде левые европейские интеллектуалы 60-х, коих пост- и "олд-" диссиденты каким-то боком считают (что удивительно) своими учителями. А тут нечему удивляться. Считая себя бунтарями и новаторами, ратовавшие за свержение соцреализма и за истинный авангард, художники-диссиденты (и вслед за ними Пелевин) служили волей-неволей лишь одной цели - реставрации капитализма, то есть регрессу общественного сознания нашего народа на целый век назад.

Просто нужно дать явлениям и процессам, происходящим в нынешнем обществе "новой России", те названия, которые широко отразят их политическую и - в нашем случае - культурную суть. Но нас постоянно путают. Сатаров, например, по-своему ведет отсчет истории и постоянно называет своего хозяина и благодетеля (под протекцией которого существует его социологический центр) Ельцина революционером. Патриот и критик ельцинской демократии Кара-Мурза считает события 91-93-го революцией, разрывом с якобы культивировавшимся в советском обществе славянским традиционализмом. Заметим, какие именно персоны склонны к подмене понятий: Кара-Мурза славно устроился под бочком пропутинского движения предателя-коммуниста Селезнева "Россия" и поет ему (и Путину заодно) дифирамбы. Путаница на руку буржуям - это как раз главное, что мы выносим из анализа пелевинских литературизированных trip'ов. Вся диссидентура 60-80-х, которую контрреволюционная власть наняла за 30 сребреников хоронить Советскую эпоху, сегодня отрабатывает олигарховский харч и ничем более не озабочена, кроме своего индивидуального благополучия. Для них (спровоцированное ими же) крушение нашей Советской Родины как бы стало долгожданным рубежом, за которым им лично открылись перспективы мировой известности, буржуазного достатка, околокультурного предпринимательства, приносящего большие барыши.

Нынешний бомонд культурной реставрации составлен из (спонсирующего оный) вечного коррумпированного чиновничества, привилегированной бюрократии, с которой боролся Ельцин, и диссидентуры (более и менее прикормленной Западом, пусть даже и не деньгами, но славой), с которой боролись Брежнев, Андропов и даже Горби. Вот оно, во всем своем великолепии, "общество гражданского примирения и согласия", которое лелеет идеалист-либерал Путин. Положим, нам нетрудно представить себе помирившихся диссидента и бывшего партийного функционера-предателя... Но вот вообразите-ка себе примирение рабочих с новым хозяином, сначала приватизировавшим, а потом распродавшим на металлолом их завод.

Однако Пелевин, как феномен своего времени, как литературный пионер Реставрации, еще долго будет маячить на нашем культурном горизонте - как человек, быстро попавший "в жилу" злободневщинки, как автор, так смачно прочувствовавший конъюнктуру. Раньше "приходами" делились устно только сами наркоманы, Пелевин же придал им не только общественный, текстуальный, но и широко коммуникационный, а, значит, политический статус. Никто не делал для легализации наркотиков больше, чем Пелевин. Он сделал нормой употребление наркослэнга в культурных и нововысших кругах, а значит социально реабилитировал то, с чем информационно столь усиленно и выспренно борются сегодня лужковские и путинские СМИ, - наркоманию. Собственно, наркомания как культ причастности к "недетскому" инакомыслию, как социальный феномен пассивного диссидентства конца 80-х, очевидно, тоже не случайно стала почвой для прорастания пелевинщины. Есть выражение "без пол-литра не разберешься" - оно хорошо выражает ту ситуацию, в которой укоренилась в конце 80-х та субкультура, которую вывел на "первый уровень", уровень, собственно, культуры, новорусской культуры, Пелевин.

Реставрация как конвейерное производство обывателя

Действительно, в период застоя, в период заката советской власти и ревизионистского маразма партии, начатого Хрущевым и победившего при Горбачеве в культурной сфере, накопилось очень много позорных явлений, которые заслуживали жестокой критики, так как самокритикой тогда уже не пахло. Затормозилось общественное строительство коммунизма, то есть коллективное действие, внутри которого КАЖДЫЙ субъект удерживает цель этого совместного действия, что начинал Ленин и почти довел до конца Сталин: по его плану развития науки, культуры, экономики и индустрии, намеченному им в 1950-м году, к 1965-му году советское общество уже полностью должно было перейти к коммунистическому типу общественных отношений во всех сферах, а по уровню обеспеченности на душу населения наше общество на этом этапе в 10 раз (!) должно было превзойти буржуазные страны, что становилось бы прецедентом достижения коммунизма в отдельно взятой стране и, соответственно, предпосылкой мировой революции. И надо отметить, что потеря общественного ориентира, а точнее делегирование обществом полномочий строителя коммунизма только партийным структурам, уже в 60-е годы означало роковой соблазн проникновения в партию карьеристов, а не революционеров, то есть - неизбежную ревизию и коррупцию внутри партии, партийное вырождение. Но Хрущев еще по-нашему, по-коммунистически, и почти революционно тогда потрясал кулаками и башмаками в США и хвастал-обещал буржуям похоронить их строй. Он блефовал, будучи воодушевлен еще сталинским планом, а сам, задавая тон дальнейшей партийной демагогии, декларировал достижение коммунизма уже лишь к 80-му году.

Но цель была предана, а партия выродилась в нынешних отцов русской демократии. И культура не осталась на этот раз в долгу перед контрреволюцией: поскольку разрушен экономический базис, разрушено взаимопонимание поколений, на котором основывалось строительство коммунизма, то и искусство взялось за великое дело осквернения революции как свершившегося, конкретного факта. Пелевин, конечно, не был первым: у контрреволюции были певцы и в начале ХХ века, и в застойные времена (но голос их был тих и нерешителен).

Как можно сделать революцию невозможной, как запретить революцию? Нужно привить новому поколению страх и отвращение ко всему революционному. А это, в свою очередь, достигается путем полной замены понятий, дезинформации и навязыванием новой буржуазной морали, в которой высшей ценностью считается установленный контрреволюцией порядок, сиречь Реставрация и регресс. Проще всего было бы, конечно, назвать контрреволюцию революцией, но этот трюк уже не вышел у Сатарова и прочих лакеев ельцинизма. Можно стебаться над фактами революционной борьбы - это и делал Пелевин, переводя эту тему в какое-то абстрактно-философское русло наркоманского прихода, откуда многие нашли выход в религию или в субкультурную изоляцию. Но и пелевинского угара надолго не хватило: молодое поколение вынужденных "россиян" быстро находит правду за клубами литературно-наркотических фантазий и покупает, например, не чужую болтовню о Че, а его дневники, узнает саму цель и динамику революционной борьбы.

Реставрация. Чем этот термин отличается от таких как "регресс", "деградация", "разрушение"? Тем, что в нем подчеркнуто намеренное, рациональное восстановление чего-то старого. Раньше мы это слово слышали только применительно к произведениям искусства, никто в 80-х и подумать не мог, что контрреволюционеры станут в нем, в его индивидуальном сознании, реставрировать архаический тип мышления раба или хозяина, короче говоря - тип мышления субъекта, живущего при капитализме. И это происходит очень легко, без какого-либо внутреннего сопротивления граждан бывшего социалистического государства, еще и потому, что при социализме партревизионистами были заложены предпосылки этой стагнации, возможность реставрации капитализма. Поэтому лозунги Реставрации сегодня звучат вполне разумно для экс-советского обывателя, на котором классово базируется "новая старая" власть. Недостроили коммунизм? Ну так что ж теперь делать - давайте капитализм реставрировать.

Что означала брежневская "материальная заинтересованность", поставленная им во главу угла производства? Термин, вроде бы, сродни диаматовским, но суть его - буржуйская, это надо понимать. К реставрации капитализма мы пришли не вдруг, а постепенно: капитализм крался и выжидал в нашем общественном сознании (уставшем, уютно примостившемся "у моста в социализм", разменявшего великое будущее на обустроенное настоящее) подходящего момента, чтобы вернуть себе власть. И вот, вслед за полумерами застойного периода, Горбачев стал уже централизованно переводить экономику СССР на старые рельсы, где общественная собственность как доминанта самосознания масс, единство устремления всего советского общества к коммунизму как психологический конструкт, передавало полномочия буржуазной "хозяйственности", предпринимательству и пр. И стал уже Ельциным бережно реставрироваться капитализм - отвоевав прежде право на жизнь в умах преданного партией народа. И вновь воспряли формулы буржуазии: "вещи нужен хозяин", "все одинаково счастливы и обеспечены быть не могут" и т.д. Отсюда и вытекает пелевинщина. "Антимечта", "антипрошлое" - то есть стеб и чернуха - вот художественный стиль Реставрации, след, который она оставляет в русской культуре. Образцы этого анахронического, аномального с точки зрения общественного прогресса творчества будут в будущем интересны скорее исторически, нежели художественно.

Культурное опошление художественных и документальных материалов о революции и строительстве социализма выгодно буржуям. Пелевин - агент капитала, как и каждый полупьяный постмодернист, среднестатистический литератор эпохи Реставрации. Расцвет декадентства и прочего литературного перегноя как перманентный кризис постмодернистского искусства эпохи Реставрации обусловлен экономически и социально. Реставрация выражена культурно и экономически на каждом шагу: в похабной речи большинства новорусских граждан, на каждом рекламном щите. Высокий культурный уровень, достигнутый в Советскую эпоху, низвергнут в помойку такими как Пелевин. И это регрессивное, исторически самоуничижительное настроение поддерживается на государственном уровне. Например, тема 60-летия битвы под Москвой тоже была выражена на рекламных щитах с привкусом Реставрации: внутри контура пятиконечной звезды обнаружился столь любимый Лужковым и его столичными попами Георгий-Победоносец. А на другом плакатике, висевшем во всех магазинах, заявлялось, что советские солдаты, оказывается, защитив Москву, отстояли не СССР, а Россию, которая являлась лишь частью Союза. Вот на таких едва заметных подменах понятий Реставрация и завладевает умами "россиян", сознанием бывших советских людей.

Реставрация и революция

Революция всегда представлялась обществу рывком, прыжком в будущее, требующим от общества больших усилий, мобилизации умственной и физической энергии. Реставрация же, наоборот, есть плавный (и более невнятный и даже приятный для общества) процесс сползания в прошлое - не случайно мы лишь спустя 10 лет отчетливо констатируем культурное и экономическое возвращение России на век назад. Дело революции (дело Ленина) занимает массу времени - и лишь в следующем поколении (взращенном Сталиным) мы получаем желанный результат: моральную чистоту, оптимизм, высокую жизненную цель. Дети же Реставрации, дети 90-х значительно превосходят своих предков-диссидентов в моральном вырождении, в искусстве ругани и ухода от действительности: на смену папиной анаше приходит "экстази", а бывший прежде богемной литературной экзотикой матюшок уже не удивляет своими громкими и пьяными подростковыми интонациями пожилых, со всем смирившихся пассажиров общественного транспорта.

Необходимость для власти "Ельци-Пути" и для подневольного ей общества культурной (равно как и экономической) Реставрации как централизованного процесса объясняется тем, что контрреволюция низвергла сформированные в советское время общественные нормы и использует лишь самые уцелело-обывательские из них. Нужно же что-то дать взамен плакатного-призывного, альтруистического и бравурного стиля Советской эпохи, переняв который, буржуи либо его опошляют, либо ставят себя под удар и гневный взгляд поруганного ими народа. Реставрация, как, в первую очередь, архитектурный процесс, подана лужковскими СМИ очень аппетитно: мол, вот, возрождаем духовность, православную культуру, дореволюционную хозяйственность, поруганную комиссарами, строим попам храмы и особнячки бандюкам - все славно идет, исконно-посконно, с благословения Алексия, аминь. Вот и возникает в быдлеющих массах "пивной патриотизм" (пиво "Старый мельник" предпочитается Моцарту, объединяет нищих, ежели судить по стипендии, студентов, "читателей Шопенгауэра" и застенчивого банкира - "у нас много общего"), на ТВ цветет патриархальная михалковщина, в кабинетах госбюрократов процветает фетишистское отношение к фотографиям царской семьи, на улицах - реставрация дореволюционных вывесок, шрифтов с ятями и твердыми знаками, стилизация названий предприятий ("Красный Октябрь", выкупленный французами вновь выводит на стене фабрики "т-во Эйнемъ"), в Кремле происходит возвращение к дореволюционной государственной терминологии, растет популярность товаров под названием "Монарх"... Реставрация - явление не только экономическое и культурное, но и психологическое.

Почему вдруг обнаружилось такое тотальное приятие и предпочтение россиянским обществом дореволюционности? Потому, что контрреволюция вещает с ТВ: "там, тогда, люди жили правильно и сытно, а пришли комиссары и все разрушили, построили многострадальный русский народ в очереди, а сами разговелись на спецпайках в своих обкомах, все наврав про коммунизм". Горькая правда о партийном предательстве - только на ней и зиждется Реставрация как неизбежный процесс замены недостроенной культурной надстройки (вслед за базисом) прежней добротно-буржуйской культуркой. Пока моральное право власти на Реставрацию не оспорено, не поставлено под сомнение гневом преданного буржуями общества - революции, социализму и коммунизму не быть.

Тем не менее, при всем внешнем успехе и поразительной продолжительности антинародных реформ, идеологи Реставрации некритичны и непоследовательны: они заботятся в первую очередь о дизайне, точнее, идут на поводу у регресса, и менее всего заботятся об обосновании возглавленного ими процесса. На место идеологического единства советского народа поставлен букетик из антисоветских мифов, которые, при всей своей негативности (что важно для Ельцина), не должны разрушать национального единства и возвращать народ к кризису идентичности середины 90-х (что важно для Путина). Этот кризис идентичности - следствие контрреволюции. Народ, лишенный верхнего плодородного слоя своей исторической почвы, пытается прижиться, поймать равновесие на песке своего буржуйского и рабского прошлого: получится это не у всех, и время революции придет именно тогда, когда потерявшие равновесие жертвы Реставрации отважатся высказать и сделать все то, о чем они, стиснув зубы, так долго думали. Реставрация - это, в соответствии с психоаналитической терминологией, не что иное, как реактивный тип защиты, общественно-психологическая защита от травмы (контрреволюции) путем регресса на предыдущую стадию развития. Революция всегда критична, она основана на рациональной критике прошлого. Реставрация же больше иррациональна, эмоциональна, инфантильна, так как до конца последовательно она не может быть обоснована по определению (не случайно же самыми яркими поборниками "демократии" сегодня являются актеришки и пародисты, чувствительные жертвы "советской цензуры"). Реставрация, с точки зрения исторического и общественного прогресса, в мировом масштабе - всегда есть ПОЗОР для народа или страны, скомканная страница в их истории. Впрочем, нам она - судя по легкости встраивания в нее прежней советской элиты - "с лица как божья роса". Актеры, рекламирующие на ТВ снадобья и прочий лохотрон, - что это, как не регресс и не реставрация дореволюционного недомыслия, темноты и суеверий таким прогрессивным современнейшим путем массового идиотизирования? Вот он, видимый, осязаемый нами процесс Реставрации (как и в лужковской архитектурной реставрации: старые формы домов воспроизводят на основе новых материалов-монолитов). Заслуженные артисты СССР, являющиеся для большинства населения страны символами и уважаемыми персонами, рекламируют на ТВ-3 медсредства, повышающие потенцию, средства от похмелья и простатита. Капитализм требует от прежде гордых, публично почитавшихся личностей советского времени, СТРИПТИЗА, требует игры по новым правилам. И это обосновано в соответствии с базисом, житейски, экономически: "хочешь жить - продаться надо". Актеры, продавшиеся ТНК "Нестле" (Калягин, Самохина) находят тут же разумное оправдание своим поступкам: провозглашают рекламу новым искусством. Оболочка Реставрации именно такова: она кажется прогрессом, она пользуется современнейшими техническими средствами, разъезжает на суперновых мерседесах, но суть у нее все та же капиталистическая, что для нас означает - дореволюционная.

Тот же самый актер, что играл Чапаева в ленкомовской постановке "Чапаева и пустоты", снимался в советское время в роли матроса-анархиста в фильме "Хождение по мукам". Накануне своей гибели в бронепоезде он говорит с Телегиным и вспоминает свою дореволюционную, "несознательную" прежнюю жизнь: продажную любовь в портах, марихуану... Любопытно, что полная инверсия этого монолога именно и представлена - в общем идеологическом смысле - в образе пелевинского Чапаева. А советские актеры и актрисы, игравшие в прежних фильмах революционеров, чекистов, подпольщиц и жен декабристов, играют сегодня в телесериалах буржуев, бандитов, проституток и домохозяек. Ожиревшие, подстать (прежде виданным нами только в голливудских фильмах) американским полицейским, "менты" мало отличаются от братвы, за которой они должны охотиться. Все это - Реставрация. Где опошлена революция - цветет контра.

Но путинский вариант культурной Реставрации заметно отличается от ельцинского. Путин действует более по-пелевински и производит госмутантов нового поколения, в которых скрещено и дореволюционное, и советское государственничество. Советский гимн с антисоветскими словами, колокола, глушащие виртуально пропеваемое советским гражданином имя Ленина в гимне. Триколор и пятиконечная звезда. Путин считает себя уже сегодня (на еще дымящихся останках расстрелянных Ельциным в 93-м советских граждан) способным синтезировать буржуйское и революционное. Да, по Пелевину все это легко можно сделать, - но всем нам и Путину для этого не хватает хорошей "дозы". Однако, он (президент-гарант) и не подозревает, в какую историческую западню вскоре попадет сам и свое правительство утянет: нельзя ограничиться полуправдой, полупринятием советской эпохи - вслед за очищением советской символики от диссидентского дерьма, будет обнаружена массами (уже ощутившими реставрированный капитализм на собственной шкуре, то есть, понявшими смысл ленинской революции) истина антибуржуазной борьбы. Впрочем, для сверхобеспеченной столичной элиты, для информационных слуг капитала, для культурной подстилки Реставрации путешествие в прошлое под лозунгом возрождения России, этот уникальный исторический trip продолжается.

Советский исторический период борьбы с буржуями и капитализмом не может быть "примирен" с новейшим моментом Реставрации: во всех поведенческих и культурных паттернах этих периодов содержатся базисные противоречия, сущностный антагонизм. Попытки путинских пиарщиков на внешнем уровне эклектически соединить советское и буржуйское, смешать советский и буржуазный патриотизм, в стиле "кабаре дуэт" исполнить советские революционные и военные песни, накапливают недовольство в трезвой части нашего общества, злят еще живое советское, оставшееся в "россиянах" (и особенно оскорбляют молодежь, возбуждают в ней ненависть к реставраторам). Приучить нового (из застоя переползшего) обывателя к буржуазной морали Путину удается - сложнее будет с необывателем, прекрасно понимающим, что сейчас происходит в нашей стране.

Дмитрий Чёрный