Весна. Снег расстаял. Ручьи, размывшие остатки дорог, прекратились. Опять стала подниматься и рассеиваться по округе пыль кирпичного завода. В глуши города, в глубинах микрорайона затерялась улица Овражная. Она устроилась прямо в длинном и глубоком овраге, у подножия возвышенности, ведущей к местному телецентру. Как мало знаем мы даже свой собственный город! Единственное место частого пребывания – тот или иной спальный район, отрезанный от центра города лесом, рекой или возвышенностью. А ведь и на таких «смежных» местах живут люди…

На пригорке, перерастающем в девятиэтажные панельные коробки, расположилось несколько довольно больших для провинции коттеджей. Презрительно косясь на овраг с его тихой и, можно сказать, застойной жизнью, эти монстры выставили вперёд мощные стены, надёжно защищающие хозяев от посторонних косых, злых или, реже, завистливых взоров. Эти «Кремли» создают чудовищный контраст с лачугами, забившимися в самую глушь и как бы убегающими от огромных и массивных чужеземцев.

Зрелище, открывающееся в низине, поистине жутко. Узкая улица, грязная и смрадная, сжала в кучу большое количество деревянных домиков, не ремонтировавшихся десять, а может быть и двадцать лет. Влага, растаевшего снега насытила воздух ароматами деревни, кур, кроликов и собак.

Люди здесь- заложники неисправимой и неудалимой резервации. Это место, в прочем как и весь спальный район – гетто. Гетто трудящихся, сросшихся с такой жизнью, забывших свежесть свободы, угнетённых и бесправных людей. Овраг же – практически самое дно, глубже которого только бомжи и крайне-нищенствующие люди. Эта жизнь, в которой им приходится существовать губит всё живое, всё пламенное и здоровое, оставляя только боль, агрессию, пошлость, цинизм и безволие…

На провалившемся деревянном пороге, выходящем на самую улицу, перед своим полуразвалившемся домом стоит древняя старушка. На ней совершенно истрёпанное пальто, стёртое в лохмотья, дырявые калоши… и солнцезащитные очки. Лицо равномерно серое, не подающее никакой надежды на здравствие духа. Оно ничего не выражает, ничего не просит, ничего не ждёт. Оно просто существует, как существует сгнивший каркас «Жигулей» неподалёку, но не живёт… Не живёт! Здесь не живёт ничего! В таких же полубарчных строениях, землянках и избёнках живут и «молодые». Но молодости в них нет. Она вся ушла на смирение с существующим исходом, на соглашательство непокорных душ с мертвящим, духовно-разложенным бытом, на тяжёлое добывание хоть каких-нибудь средств для существования… Здесь мать выводит гулять своего ребёнка «на природу», т.е. вдоль смердящего оврага, окружённого неприступной возвышенностью и бетонными коробками домов спального района. Пусть он смотрит на жизнь честными глазами! Пусть это существование не убьёт в нём свободолюбивое существо, жажду справедливости и жизни, одухотворённой борьбой! Пусть вырастет из него не смирившихся циник, принимающий рабство как должное, а борец! Борец за Жизнь и Справедливость! За Родину и Труд! Борец за Свободу, Равенство, Братство!...

Антон "Реванш"