Идем с товарищем сквозь двор домой, спешим, торопимся, уже поздно, а завтра ранняя работа, тяжелый трудовой день. На улице сейчас морозно, свежо, все окутано кристаллами инея, правильными диаграммами падающих снежинок, колючими заборами сугробов. Морозный воздух поет как серебряная струна, заползая в легкие человеческих тел.

Обходим красивую иномарку, смотрим вперед, шумно разговариваем о том, о сем. Вдруг, боковым зрением на снегу слева вижу какую-то черную слегка шевелящуюся массу, черное живое пятно, распластанное на свежем, щедро уродившемся снегу. Быстро поворачиваю голову: на коленях, опираясь немощными руками в глубокий снег стоит старенькая бабушка, силясь опереться о дерево и подняться на ноги. Останавливаюсь, что-то громко кричу от удивления и случившейся оплошности ей, подхожу, поднимаю крепкими руками и ставлю на ноги, бабушка маленькая, легкая как снежинка. Спрашиваю ее: " как же вы так, бабуля? Осторожней надо быть, скользко сейчас на улице, держитесь. Собираюсь идти дальше, товарищ стоит в отдалении и с интересом смотрит на нас.

Смотрю, бабушка плачет, на лице багровыми всполохами алеют темные кровоподтеки. Что это с вами такое? - снова спрашиваю ее, уже с некоторым беспокойством. - Да, вот сын избил и выгнал из дома, - отвечает она мне слабым, шепелявым голосом, а сама плачет, стонет, обливаясь горючими слезами, полными, нескрываемой обиды. Тут подходит мой товарищ - Роман, он все слышал и уже хочет во всем разобраться. А где живете, бабуля? - спрашивает он громким, чуть грубоватым голосом. Бабушка поднимает слабую руку и показывает на окна первого этажа. Вот, в крайней квартире. Роман подходит к двери и дергает ее на себя, дверь не поддается, на ней установлен кодовый замок. Код какой, бабуля? - спрашивает он ее снова. Бабушка что-то лепечет в ответ, тщетно силясь вспомнить четыре цифры. А телефон дома какой? - спрашиваю на этот раз уже я. Звучит бессвязный набор цифр, явно непохожий на номер телефона, видно, что человек прибывает в каком-то шоковом состоянии, напрочь забыв основные повседневные вещи. Роман, тем временем, стоит колдует над кодовым замком, стараясь угадать код.

Наконец, ему улыбается удача и дверь открывается. Аккуратно поддерживая бабулю за руки, заводим ее на лестничную площадку, подводим к двери квартиры. Эта квартира? - спрашиваю. Бабуля кивает дряхлой головой, нагибается и трет колено. Роман достает сотовый телефон и пытается дозвониться до скорой, но у него ничего не выходит. Он в недоумении, смотрит на дисплей телефона, не понимая, что происходит. Дергаю дверь, она не поддается. Звоним соседям, нам открывает крепкий, высокий мужчина интеллигентного вида, одетый во все черное. Здороваемся, показываем ему бабулю, спрашиваем, она здесь живет, это ваша соседка? Мужчина кивает головой, на голоса из комнаты выбегает его жена. Роман говорит: она нам сказала, что ее сын избил и выгнал на улицу. Сосед опять кивает головой, и говорит: у них часто такое, он как выпьет, начинает ее избивать, а когда трезвый так вполне нормальный человек. Звоним в дверь квартиры, через несколько минут ее отрывает сильно похожий на бомжа мужик, лет 40-ка, со следами хронической пьянки на лице. Полностью голый, с грязными руками, он щурится от яркого света и отступает вглубь квартиры. Проходим внутрь, проводим бабулю, сажаем ее в прихожей на стул. Мужик исчезает в темноте комнаты.

В квартире царит грязь и беспорядок, бомжацкого быта - кухня заваленная мусором, обертками из-под пищи, раковина полная немытых столетних тарелок, пол щедро усеянный сгоревшими спичками и скуренными папиросами. По стенам и дверям не боясь человека, быстро носятся тараканы и жучки неизвестного, не открытого еще наукой, вида. Полумрак царит в квартире, выключатели сломаны и не работают, люстра свисает разбитыми лампочками и разорванным абажуром. Под ногами старые газеты, рекламные проспекты, шелуха от лука, просто песок с обуви.

Захожу в комнату, она небольшая, перегорожена на две неравные части шкафом и коричневой занавеской, это, видать, бабушкин закуток, в другой части комнаты стоит широкая кровать и сервант, видно плохо, разглядеть обстановку помогает свет неоновых фонарей с улицы, щедро льющийся через квадратное окно в углу. На кровати лежат два бесформенных тела, мужское и женское, сплетенное клубком рук и ног, от них идет мерзкий запах прелого пота и алкоголя. Спрашиваю мужика, - че, мать-то бьешь? Подраться не с кем? А вы кто такие вообще, валите отсюда к чертовой матери, - "вежливо" отвечает мне мужик, багровея. Тут в комнату врывается Роман и грубо, громко говорит "сыну": ты сейчас договоришься! Избил женщину, мать избил, подонок, свою родную мать! Мужик сразу сникает, залезает обратно в кровать, там просыпается особь женского пола и смотрит на нас удивленными пьяными глазами похмелья. Смотрит на бабулю и говорит ей: что мама, опять жалуетесь, ходите? Я в порыве ярости говорю ей что-то бессвязное, кричу матом, стервенею на глазах. Выхожу из комнаты, записываю бабуле на лист бумаги свой сотовый номер, если что-то подобное повторится, говорю ей, звоните мне. Хотя слабо верю, что она сможет потом позвонить, если к тому же "сынок" не разорвет бумагу с телефоном и не выбросит.

Выходим на площадку, соседи вызвали скорую, стоим ждем. Я хожу туда-сюда, то выбегая на улицу, то снова заходя в подъезд. Иногда поглядываю на часы, где-то в городе ходят друзья, гостящие у нас в городе, вот должны скоро вернуться.

Наконец, через 15 минут приезжает скорая, из машины выходит две женщины, я им показываю дорогу, они поднимаются по лестнице, подходят к квартире. Проходят внутрь, осматривают бабушку. Где болит, - бабуля, спрашивают у нее. Колено очень болит, стоять не могу, - отвечает она, плача. Ну что, забираем? - спрашивает один врач другого. Да, забираем. Только паспорт нужно взять, говорит нам врач. Я захожу снова в комнату и говорю "сыну": где ее паспорт? давай сюда, живо! Он начинает судорожно рыться в серванте, через 5 минут он извлекает на свет темно-бардовую книжицу, робко протягивает мне.

Пойдемте с нами, говорят бабуле врачи, я и Роман ведем её к машине, сажаем, закрываем тяжелую дверь. Бабушка радуется оказанному ей вниманию, смотрит на нас, благодарит. Я стою плачу...

В какую больницу повезете? - спрашиваю врача. Больница Вавиловых, - отвечает женщина и садится вперед. Спасибо вам ребята, говорит шофер, мужчина лет 40-ка. Это вам спасибо, - отвечает Роман. Автомобиль разворачивается, и отъезжает сквозь дворы на магистраль, включает сирену, и бетонные улицы наполняются ее неумолимым воем.

А что же будет дальше в коротком остатке жизни этого человека, которого отвергло общество, скинув все заботы и тяготы ему самому, на его уже немощные плечи? Ведь всю свою жизнь эта женщина посвятила труду, работая на производстве, создавая необходимые напыления для деталей и агрегатов газовых турбин. 45 лет она проработала в цеху с вредными условиями труда, скупо оберегая свою жизнь в труде, щедро отдавая ее стране без сожаления и грусти.

Что будет с ней, когда она выйдет из больницы (которая ей покажется раем по сравнению с "родным домом"), вернется в ад избиений, пьянства, нищеты?

Потом мы не спеша шли домой, найдя наших друзей, и обсуждали случившиеся. Тяжелым комом в горле лежало осознание неизбежного поражения судьбы этого человека. Его беззащитности, поруганности, раздавленности... Его обреченности на доживание до конца в нищете и постоянном страхе.

И тогда мы твердо решили помочь этому человеку, хотя бы одному в этом бескрайнем мире забитости и нищеты, несправедливости и гнета!

Борис Борисов